| На просторах Интернета, на разных сайтах и в социальных сетях, развернулась дискуссия вокруг принятых поправок в Федеральный закон «Об особо охраняемых природных территориях». Хорошее дело. Полезно читать мнения уважаемых специалистов, коллег. Но что удивило, все статьи, все комментарии посвящены одной теме: возможному «понижению» статуса заповедника до статуса национального парка! Ну удивило и удивило, не в первый раз слышу про заповедники, которые нельзя трогать ни при каких обстоятельствах, и «второсортные» национальные парки. Можно было бы и пропустить мимо глаз и ушей очередные стенания про наше уничтожаемое достояние, на которые очень достойно отвечала Н.Р. Данилина. Но статья бывшего Министра охраны окружающей среды и природных ресурсов В.И. Данилова-Данильяна в «Газете.ru» от 23.01.2014 г., мягко сказать, возмутила. Понимание на уровне бани…  Одно дело, когда о «виновниках» всех заповедных проблем – национальных парках – «рассуждает» член Общественной палаты г-н С.В. Симак, а другое – крупный чиновник, человек, к мнению которого прислушиваются не только экологи. Это уже манипулирование мнением и общества, и принимающих решения инстанций. А я-то думала: почему высшее руководство страны считает, что деньги в развитие туризма нужно вкладывать только в заповедниках? Откуда сложилось мнение, что национальные парки и так справятся, что обязательно придет туда некий бизнес и тут же разовьет туризм? А в это время национальные парки, которые в отличие от заповедников должны заниматься развитием туризма, рвут жилы – практически без финансирования создают инфраструктуру туризма и экологического просвещения, решают социально-экономические проблемы территорий, на которых они расположены, создают рабочие места для местного населения и т.д. и т.п. И тут появляются «знатоки» заповедного дела и расставляют все точки над «и».  Аргументация убийственная! Хочется плакать, только не знаю от чего: от смеха или от бессилья. Так примитивно – бани! Бани мы, оказывается, строим, в которых развлекается московское начальство! И нет у нас ни науки, ни охраны, ни природного, ни культурного наследия, ни заповедных зон, можно продолжить перечень – ни стыда, ни совести. Потому как коррупция, коммерция, и наше будущее – за «игорными домами». А если и сохраняет национальный парк что-нибудь, так это исключительно для получения дохода: «Заповедник — это научно-охранная организация, а национальный парк — это коммерческая охранная организация, которая охраняет, чтобы получать доход». Вот так, легким взмахом пера В.И. Данилов-Данильян и иже с ним «обобщили» деятельность национальных парков России, оболгали и оскорбили всех их сотрудников. К сожалению, и в комментариях моих коллег много неточностей (надеюсь, они от незнания). Например, возможность перевода земель из одной категории в другую, и добычи полезных ископаемых, и т.д. Представляю сейчас сложное положение В.М. Щербакова, директора ГПЗ «Столбы», который каждый день по нескольку раз «оправдывается» (кстати, очень аргументировано) за предстоящее «понижение» статуса заповедника. Как все начиналось  Так кто же мешал Виктору Ивановичу Данилову-Данильяну наставить на путь истинный хотя бы те четыре национальных парка, которые, как он утверждает, он создал (кстати, в эту четверку, очевидно, входил и наш Кенозерский национальный парк)? А правда заключается в том, что Данилов-Данильян не создавал национальные парки, возможно, он визировал проекты постановлений Правительства, но не более. Национальные парки в 1990-е годы функционировали в системе Федеральной службы лесного хозяйства России. Той, которая была создана еще 200 лет назад еще при императоре Павле, а ликвидирована в 2000 году, той, за плечами которой – созданная система лесопользования, лесная наука, продуманные законы, традиции, кадры лесных работников. Мне повезло, потому что в Рослесхозе работали настоящие профессионалы, наверное, последние. Даже в самый сложный период 1990-х гг. Рослесхоз оставался одним из наиболее стабильно работающих ведомств, поэтому и в лесу был порядок, и лесники пользовались заслуженным уважением. Это вовсе не означает, что национальные парки жили безбедно, припеваючи, конечно, они в начальный период серьезно не воспринимались. Но это задача руководителей договариваться, спорить, доказывать, и с профессионалами работать легче, потому что нас хотели слушать и слышать. И, что немаловажно, никто не мешал реализовывать свое видение того, каким должен быть национальный парк.  Вряд ли сейчас, в нашем насквозь зарегламентированном государстве с бесконечными контролерами, доказывающими свою значимость для Родины такими же бесконечными проверками, мы бы смогли сделать то, что сделали в те очень тяжелые 1990-е годы. Вряд ли где-то можно найти структуры, рожденные в1991 г. (а национальные парки массово создавали как раз в 1990-х гг.), пережившие все реформы, дефолт, преобразования, и выстоявшие, когда все кругом рушилось, когда банкротились титаны, когда банковская ставка на кредиты достигала 212% годовых (а мы их брали на прокорм наших 570 голов КРС). Но мы не только выстояли, но и исхитрились вытащить за собой умиравшие деревни. К сожалению, не все. И первым объектом, который Кенозерский национальный парк построил на своей территории, стала не контора, не гостевой дом, а школа в деревне Усть-Поча.  Да, многое не получилось, и ошибки совершали, и учились вместе с нашими жителями работать в эпоху глобальных перемен. Но результат есть – созданная инфраструктура устойчивого туризма и экологического просвещения, музейные экспозиции, экологические тропы, возрожденные традиционные кенозерские промыслы и ремесла, ярмарки и фестивали, сохраненные фольклорные традиции, реализуемые масштабные международные проекты, 19 полностью отреставрированных памятников архитектуры, и что немаловажно – с участием местных плотников. Понятно, что без науки здесь не обошлось. Наука ради науки? Кстати, интересная тема – наука, которой так любят прикрываться радетели за сохранение заповедников. При этом заповедников, в которых действительно есть наука – считанные единицы, и как правило, этим занимаются яркие, талантливые ученые-энтузиасты. Но их мало, как, впрочем, и вообще энтузиастов. Что-то с трудом верится в то, что в маленьких поселках, где нет библиотек, современных лабораторий, зачастую даже Интернета, расцветает масштабная научная деятельность. Больше того, не побоюсь праведного гнева, но я считаю, что и не надо заниматься в таких условиях около-наукой – я не говорю о мониторинге, инвентаризации и т.п. Есть специализированные научные центры, институты с самыми современными лабораториями, в которых трудятся узкие специалисты, а потому Минприроде нужно просто выделять деньги на НИР. Либо самим ООПТ искать те научные организации и тех ученых, чьи научные интересы совпадают с научными интересами этих охраняемых территорий. По такому пути, например, идем и мы, совместно с научными сотрудниками Парка на территории Кенозерья работают ученые из ведущих вузов, научных центров Архангельска, Москвы, Санкт-Петербурга, Петрозаводска, Норвегии, Финляндии. Мне кажется, мы уже «заговорили» всё! Производим тонны никем не читаемых бумаг, проводим бесчисленные совещания, на которых обсуждаем гибель русских деревень, разрушение памятников архитектуры, деградацию общества, инфантилизм молодежи. Мы ищем виновных, успешно их находим. И это, конечно, не мы! Когда туризм – единственно возможный путь сохранения и развития  Что может задержать коренное население в деревнях, когда уже нет ни сельского хозяйства, ни лесного хозяйства – традиционных для советского времени отраслей? Именно туризм является эффективным инструментом сохранения наследия, устойчивого развития и борьбы с бедностью (это по мнению ЮНЕСКО). Через развитие туризма можно вернуть уважение к себе, к своей культуре, к своим корням, сделать жизнь достойней. Разве не этим занимаются музеи-заповедники (кстати, почему их не упрекают во всех бедах страны?), национальные парки? И если под открытым небом «природное и историко-культурное наследие», то, что это, как ни музей? Только «живой» музей. Поэтому вектор развития нашего Парка – сохранение коренного населения, потому что все наше богатое природное и культурное наследие бессмысленно, если не будет его хранителей.  И потому туризм для нашей территории – не самоцель, а жизненная необходимость. И занимаемся мы развитием исключительно устойчивого туризма, и сохранение наследия для нас важнее его использования. Главное – найти баланс между сохранением наследия и его использованием. Безусловно, развитие туризма требует тщательно продуманного комплексного подхода, планирования, привлечения разных ресурсов, в т.ч. и материальных. Прошло время, когда музейные экспозиции «можно было слепить из фанеры и гофрокартона. Выросло качество жизни, изменился культурный обиход, и, как следствие, система ожиданий посетителя» (Алексей Лебедев). На создание современной инфраструктуры нужны значительные средства, хотя бы такие, какие выделяются музеям-заповедникам. Но не только деньги. Надо «включать» мозги, думать, делать, придумывать, чтобы воспитать у общества уважение к своему наследию. Потому что оно нас финансирует, потому что это его наследие. Никто в национальных парках не собирается заниматься «примитивной продажей ресурсов, всего, что движется и что не движется. Надо научиться создавать на базе этих ресурсов продукты и услуги» (Тамила Железняк). А важнейшим «рычагом» оптимизации и регулирования туризма является функциональное зонирование, никто в мире ничего лучше пока не придумал. Кто мешает заповедникам, над которыми навис дамоклов меч превращения их в парки, под туризм выделить те площади, где уже сейчас есть посетители? Так, может, именно это и страшит «борцов за чистоту идеи», аргументация которых сводится к примитивным призывам: запрещать, не трогать, не пускать, и все это во имя будущих поколений? Почему мы считаем, что будущие поколения обязательно будут лучше, чем нынешние? Откуда взяться хорошим будущим, если мы нынешним ничего не будем показывать, учить, воспитывать? Или нам надо «двигаться в сторону нанотехнологий на телеге, осеняя себя крестным знаменьем?» (Алексей Лебедев). Национальный парк – идеальная форма организации территории!  Да, далеко не все в наших силах. Необходимо межведомственное взаимодействие органов образования, учреждений культуры, ООПТ. Вот тут-то бы и подсуетиться г-ну Симаку из Общественной палаты. Может, надо направить всю свою кипучую энергию не на борьбу с национальными парками, а на укрепление и развитие законодательства и по национальным паркам, и по музеям-заповедникам, чтобы не захотелось шаловливым чиновникам построить особняк с видом на Михайловское в охранной зоне музея-заповедника «Пушкиногорье»? Ведь основные сложности и у национальных парков возникают с землями, включенными в границы территории без изъятия из хозяйственной эксплуатации (в основном земли населенных пунктов и сельскохозяйственного назначения). Есть проблемы и в сфере природопользования, и самая главная – лесопользование для местного населения. Что касается платы за посещение. Она, безусловно, нужна. В нашем Кенозерском национальном парке она взимается практически с самого начала нашей деятельности. Порядок и размер определен в утвержденном Перечне, в котором достаточно много льготников (жители прилегающих районов, социально незащищенные слои населения: дети, пенсионеры, инвалиды; ветераны войн и т.д.). Плата за посещение, прежде всего, позволяет осуществлять статистический учет посетителей Парка, информировать их о правилах поведения на территории, компенсировать расходы по вывозу мусора, благоустройству территории, оборудованию экологических троп, установке информационных стендов и т.д.  Роль и значение национальных парков России для сохранения и развития провинции нельзя недооценивать, их функции значительно шире, чем функции любого учреждения, в т.ч. родственных нам федеральных музеев-заповедников. Весь мой опыт работы, сначала в Соловецком музее-заповеднике, затем в Кенозерском национальном парке доказывает то, что национальные парки – самая оптимальная форма организации территории. Если хотите – идеальная форма. Потому что она предполагает комплексное сохранение наследия, охватывающего сами объекты наследия, среду, в которой они существуют, духовную культуру исторических мест, человека, как носителя наследия. Не правда ли, при соответствующей поддержке, национальные парки могли бы стать моделью устойчивого развития? Вот это надо донести до сердца, до мозга, до разума наших властей. |
